Рождение легенды.
Наша легковушка из-под моста на Шахтерской площади выскочила на Киевский проспект, и мы оказались как будто в другой реальности. Тогда, осенью 2014 года, столица шахтерского края, как и другие города ДНР, плотно накрывалась украинской артиллерией, но Киевский проспект особенно… Раскуроченные остановки, выбитые окна домов, посеченные осколками стены многоэтажек, срезанные теми же осколками снарядов и мин ветви деревьев… И все это на фоне полнейшего отсутствия людей! Казалось, будто город-миллионник одномоментно вымер, никого живого в нем не осталось.
– Так что, на Путиловском мосту останемся ночевать? – нарушает тишину Восток.
– Там видно будет. С пацанами пообщаемся, потом решим. Хотя наверняка там можно будет неплохой сюжет снять, – отвечаю я.
Наши нервы напряжены до предела, каждый понимает, куда мы едем. Конечно, такие выезды для нас были не впервой, но не боится лишь дурак, поэтому стараемся прятать страх за бравадой и дурацкими шутками. В машине нас семеро. Набились, как те селедки: я, Вахид, Найман, Восток, Сова, водитель, которого из-за его возраста мы звали то Молодым, то Малым, и мой родной брат Уругвай.
В тот осенний день 2014 года мы, военкоры политотдела Минобороны ДНР, выехали в донецкий аэропорт снять бои за воздушную гавань Донецка. Тогда, летом-зимой 2014 года, рубежи Республики защищали отдельные отряды ополчения, порой не имеющие никакой координации друг с другом. «Оплот», «Восток», «Сомали», «Спарта», «Кальмиус», «РПА»… И это лишь малая часть подразделений, воевавших в те дни за независимость от Киева в отдельно взятой республике. Нужно ли объяснять, что, учитывая слабую координацию подразделений, вероятность попасть под «дружественный огонь» была до безобразия высока?
По мере приближения к Путиловке Киевский проспект становится все менее приветливым. Прямо посреди дороги встречаются воронки от снарядов, местами торчат «градины», а метров за пятьсот до Путиловского моста одну полосу перегородили два бетонных столба, упавшие на проезжую часть.
Легковушка выскакивает на мост, и мы останавливаемся перед блокпостом. Блокпост состоит из некоего подобия дзота, сооруженного из бетонных плит, двух блиндажей по обе стороны моста и небольших окопчиков, местами имеющих перекрытые щели. Перед самим этим сооружением был и непременный атрибут: бетонные плиты поперек дороги, так что объехать их можно лишь «змейкой», предельно сбросив скорость. «Вам в любом случае нужно ждать, пока кто-то будет проезжать. Хотите, оставайтесь здесь, а когда колонна будет идти, выдвинетесь с ними, – предложили нам ополченцы на блокпосту. – Сами поймите, еще за укров примут, не дай бог, дырок лишних наделают, а оно вам надо?». На том и порешили.
Оставлять легковушку на мосту было небезопасно, и Малой уехал обратно. Мы же остались ночевать на мосту. Полночи прошли относительно спокойно. Обстрелы города, конечно, были, но снаряды ложились в отдалении, минимум в полукилометре от нас. Все поменялось к середине ночи. Около трех часов укропы, именно так мы называли украинскую армию в 2014 году, словно сорвались с цепи. На Путиловку помимо «стандартных» снарядов самых разных калибров в то утро полетели и «зажигалки».
– Офонареть… Мост пылает. Там же гореть нечему, он же бетонный. – Аккурат со входа в блиндаж видна была часть мостового покрытия, и в какой-то момент туда выглянул Найман.
– Фосфором, что ли, накрыли? – чуть не в унисон задаемся вопросом.
– Его же испарения вроде ядовитые, – кому-то приходит догадка.
Как будто в подтверждение начинает першить в горле. Мысли в голове роились как бешеные. Да, было страшно, но паники не было. Кто-то предложил дышать через влажную ткань, мол, от хлора помогает, может, и здесь спасет. Открываем бутылку минералки, выливаем ее в емкость, которой оказалась чья-то каска. Пропитываем водой арафатки, шарфы, носовые платки и тут же оборачиваем ими лица.
А снаружи тем временем зарево пожара усиливалось. Горючая смесь зажигательного боеприпаса теоретически может подпалить что угодно, но в голове не укладывалось, что там могло гореть на голом бетоне. В блиндаж протискивается ополченец: «Судя по всему, попадание в жилой дом». Выбираемся из блиндажа и направляемся к зареву, разгорающемуся со стороны города: там живут люди и кому-то может быть нужна помощь.
Запыхавшись, сбегаем с мостовой насыпи и выскакиваем на перекресток – здесь горят два дома. Хозяева домов, можно с уверенностью сказать, родились в рубашках. Когда начался обстрел, оба спустились в подвал, а когда произошло попадание, им удалось выскочить наружу. Теперь им оставалось лишь смотреть, как догорают их дома. Снимаем сюжет об обстреле и возвращаемся на мост.
В какой-то момент Найман и Вахид уехали ближе к аэропорту с машиной, в которой ехали на позиции ополченцы, а мы остались на мосту. Ближе к пяти решаем немного поспать и укладываемся прямо в блиндаже, однако вскоре нас толканули ополченцы: в аэропорт ехал Гиви, комбат батальонно-тактической группы «Сомали». Непродолжительные с ним переговоры – и мы оказываемся в его легковушке. Брать на передовую женщину Гиви отказался наотрез, потому Сову мы даже не стали будить.
Машина с визгом срывается с места, и мы устремляемся в сторону улицы Стратонавтов. То, что мы видели на Киевском проспекте, кажется уже детским лепетом. Несмотря на то что авто летит со скоростью за 100 км в час, можно было увидеть, что некогда элитный частный сектор буквально сровняли с землей. Мелькают сплошные руины, ни одного целого дома. В основной своей массе дома разбиты чуть ли не до основания… Даже троллеи срезаны осколками, а державшие их до этого столбы сиротливо стоят вдоль тротуаров, придерживая остатки своей былой ноши.
Нашим конечным пунктом стала крайняя к аэропорту девятиэтажка. Жильцы ее по меньшей мере месяц как съехали… Осталось от силы несколько семей, и то из-за отсутствия денег на переезд. Девятиэтажка буквально упирается в аэропорт (его забор – сразу через дорогу) и, по сути, была наивысшей точкой на всем окружающем пространстве, поэтому ополченцы стали использовать ее как наблюдательный пункт, а верхние этажи – даже для корректирования огня по украинским подразделениям и артбатареям.
Попасть в аэропорт в тот день у нас не получилось. Оказалось, что за несколько часов до нашего приезда в аэропорту ранило нескольких ополченцев и укропы, точнее украинская артиллерия, не давали вывезти их. Поэтому «сомалийцы» организовали спасательную операцию: артиллерией пытались подавить огневые точки, а на территорию разбитого аэропорта отправили «броню» для их эвакуации. Если говорить коротко, то плотность огня там была такой, что даже мыши вряд ли удалось бы проскочить живой.
В итоге с крыши многоэтажки мы отсняли стендап на фоне боя и спустились к подъезду, где решили снять комментарий комбата Гиви. Там мы встретились с Найманом и Вахидом, а также с Совой, которая таки добралась сюда попуткой. Сказать, что она обиделась за то, что мы ее не взяли с собой, значит не сказать ничего. Сюда же, к слову, подтянулись и еще несколько съемочных групп (уже не помню каких телеканалов).
В общем, вручаю видеокамеру Уругваю, который до этого с журналистикой не был связан вообще никак, но, поскольку стал военкором, то снимать нужно учиться:
– Как бы ни крутился объект твоей съемки, ты должен держать его в кадре. Представь, что ты штатив: держи камеру в руке, упри локти в грудь, ноги на ширине плеч.
Сказано – сделано. Гиви расположился у своей машины, журналистская братия – напротив. Суть сказанного комбатом сводилась к тому, что аэропорт удерживается ополчением, а укропы всеми силами пытаются выбить нас, забрасывая тонны артснарядов и мин. Характерно то, что обстрел не прекращался ни на минуту, на протяжении всей съемки на заднем фоне слышались разрывы.
– На данный момент обстрел ведется из трех населенных пунктов: Пески, Первомайское и Авдеевка. Работают они регулярно. Если прекращает работать артиллерия, то начинают работать «Грады», «Ураганы» или самая сильная артиллерия, которая у них есть, – двестисороковая, которая уничтожает все буквально.
Гиви в кадре все это время держался очень спокойно и непринужденно, полуоблокотившись на багажник легковушки и покуривая сигарету.
– Вот и сейчас вы можете слышать, что по нам работает «Град».
В этот момент ложится «град», а звук прилета четко зафиксирован буквально на всех аудиодорожках снимавших комбата камер. А вот снять реакцию самого Гиви смогла только одна камера.
Понять, что ощущает человек, когда метрах в ста ложится пакет «Града», может лишь тот, кто бывал в таких ситуациях. Ни один фильм о войне со всеми постановочными разрывами и комьями земли, летящими в кадр, не передают и десятой доли того ужаса, которым накрывает человека в секунду одномоментного разрыва сорока снарядов реактивной системы залпового огня.
Буквально все участники съемки, в том числе и я, не единожды попадали под обстрелы и знали, как себя вести: нужно падать на землю там, где стоишь, убегать нет никакого смыла, осколки все равно летят быстрее, но… Но практически все поддались молниеносным рефлексам: сбежать, укрыться, спрятаться. Сорвался с места и я, хотя мне уже не раз доводилось видеть последствия таких гонок. За пару недель до этого мне пришлось выехать в район шахты «Трудовская», там женщине осколками «града» практически по пояс срезало обе ноги. Когда недалеко стал ложиться «град», две женщины побежали к бомбоубежищу, однако осколки догнали их. Итог смертельной гонки был печален: одну женщину убило наповал, а вторая лишилась ног.
В общем, у подъезда остались стоять лишь два человека: Гиви и мой брательник, продолжающий снимать. Я, также поддавшись стадному инстинкту, побежал к девятиэтажке, но быстро сообразил, что брат, Уругвай, остался, и тут же направился назад. Добегать, впрочем, до точки старта не стал: крайний снаряд к этому моменту уже успел зарыться в землю где-то неподалеку и по земле зазвенели осколки.
– Осторожно, осколки, – без каких-либо эмоций говорит Гиви и, скорее всего, уже играя на камеру, нагибается к земле и поднимает упавший осколок. Однако тут же его роняет:
– Ух ты, горячий!
Уругвай тем временем, не выпуская камеру и продолжая снимать, начинает тоже играть на публику: свободной рукой похлопывает себя сначала по пятой точке, как бы показывая, что чудом не испачкал штаны, а затем по голове. На аудиодорожке видеофайла сохранилось учащенное дыхание Уругвая…
– Берегите головы, – как бы в шутку проговаривает Гиви, видя его манипуляции.
И вот здесь интересно! Смотря ролик, можно не понять, с чем была связана эта реплика. Дело в том, что изначально мы были в металлических советских касках, которые, чего греха таить, довольно тяжелые. А значит, уже через короткое время, начинаешь себя чувствовать черепахой, а шея словно проваливается, уж извините, в трусы. Поэтому Уругвай в какой-то момент ее снял.
Возвращались переполненные эмоциями. С одной стороны, сняли неплохой сюжет, а с другой, по правде говоря, натерпелись достаточно. Втрамбовавшись в легковушку, мы взахлеб делились впечатлениями с Малым, который приехал за нами на Путиловский мост.
– А тебя-то чего заклинило? – смеясь, спрашиваю брата.
– Да я, как ты и сказал, просто стоял, снимал, никого не трогал. А тут этот треш, – тоже сквозь смех отвечает Уругвай. Этот смех, чтобы понимал читатель, был больше вызван избытком адреналина, у нас попросту начался «отходняк».
– Смотрю на Гиви, а он стоит, не шелохнется даже, ну и я стою. Потом перевожу взгляд на легковушку, а у нее заднее стекло трясется, чуть не вылетает… Вот тут мне стало страшно, но бежать было уже поздно. Плюс смотрю: и ты вернулся.
Через пару часов наши монтажеры смонтировали сюжет и разместили в интернете. Тогда мы и представить не могли, насколько этот ролик станет раскрученным. Гиви, конечно, уже был достаточно медийной личностью, однако именно после этого сюжета получил широчайшую известность и к нему прилепилось ставшее аксиомой выражение – Железный Гиви. Кто-то из пользователей интернета вырезал из нашего ролика кусок, когда ложится «град», и дорисовал Гиви черные очки, как бы подчеркивая его презрение к опасности.
P. S. Через несколько дней угол крыши многоэтажки, на которой мы снимали стендап, разнесло прямым попаданием артиллерийского снаряда. Сова спустя примерно год уехала домой в Россию, Вахид погиб в аэропорту через несколько месяцев.
Военкор Ёж
газета “Новороссия” № 330